– Фрасоро! – проворчал Зигфрид, схватившись за голову.
– Это вы сейчас ругнулись? – уточнил я.
– Нет, – улыбнулся Бернард. – Так у нас называют парные клинки «брат» и «сестра». Сейчас покажу. Вы с юной леди действительно похожи.
Пока мы недоуменно переглядываемся с Тин, он уже возвращается, выкладывая на стол пару великолепных клинков. Слабо изогнутые, обоюдоострые, с витой гардой. Один чуть больше.
– Хочу! – тут же потянулась к ним Тиана и получила по рукам от Эла.
– Нельзя даже прикасаться к чужим клинкам без разрешения!
Минуту Бернард раздумывает. А потом с какой-то шальной мальчишеской улыбкой опускается на одно колено, протягивая Тин перевязь с мечами.
– Я, риттер-мечник Бернард Регосский, в знак признательности за спасение моих людей и помощь в бою, а также восхищения смелостью и умением этой девушки называю ее своим братом по оружию и дарую право носить эти клинки!
Подозреваю, что понятия «сестра по оружию» у гальдорцев вообще не существует. Парень прямо светится от ощущения собственного благородства: девушку, да еще и простолюдинку, назвал братом по оружию! Интересно, он понимает, как сильно ее на самом деле оскорбил? Вон аж застыла вся. Если она попытается оторвать ему голову, придется вмешаться. Нет, не придется – Софья уже рядом, что-то шепчет ей на ухо. Тин кивает, непонятно только, Софье или Бернарду, и выходит из шатра, забрав клинки.
Целительница извиняется перед смущенным Бернардом, объясняя, что девушка просто ошалела от подобной чести и все такое.
– И все же, мэтр, продолжая наш разговор: вы отрицаете такие понятия, как «благородство», «милосердие»? – Голос Зигфрида все так же спокоен.
– Я не отрицаю сами эти понятия. Я считаю, что война – настолько грязное дело само по себе, что допустимо все. Можешь ударить врага в спину – ударь. Иначе он убьет твоего друга. Все средства хороши, и не может быть милосердия к человеку, который ворвался в твой дом, чтобы убивать и грабить.
– Да, но к вам будут относиться так же.
– Несомненно. Как говорится, только враг никогда не предаст.
– Но если вы пощадите врага, возможно, он пощадит вашего друга. И, являя благородство, вы побуждаете других поступать так же, возвышаясь таким образом и ведя мир к справедливости и процветанию.
– Справедливость – это миф. В подобных играх побеждает тот, кто первым нарушает правила.
– Рассуждая таким образом, вы будете выигрывать битвы, проигрывая войну! – повысил голос Зигфрид. – Можно застрелить рыцаря, выкликающего поединщиков. Но враг потеряет одного воина, а вы всех. Ибо никто не будет сражаться на стороне подлеца! Людям важно чувствовать, что правда на их стороне! Тогда они готовы совершать подвиги и жертвовать собой.
– Я не готов жертвовать ими! Я не собираюсь развязывать войн и искренне считаю, что пожертвовать немногими можно, только если ты сам входишь в их число! И на войне хороши любые средства – это не турнир и не состязание в благородстве! Отпущенный тобой враг завтра вонзит нож в спину твоего брата.
– Это рассуждения наемника, а не риттера! – Командор перешел на крик.
– Да! Я лучше буду презренным наемником, который пьет за победу с живыми соратниками, чем благородным рыцарем, который смотрит в мертвые глаза тех, кто ему доверился! – Я тоже уже почти кричу.
Прикосновение теплой девичьей ладошки я чувствую даже сквозь броню, ярость уходит. И в самом деле: «Двое сошлись не за страх, а за совесть…»
– За то, чтобы нам не пришлось проверять, кто прав, на поле боя, – салютую риттеру кубком.
Кивнув, командор выпивает. Мир восстановлен.
На закате хороним павших. Зигфрид читает молитву Горейшу и Райторну, прося достойного посмертия для погибших в битве. Каждый риттер, оказывается, еще и священник. Риттер-командор, таким образом, что-то вроде епископа. Дальше начинается собственно тризна. А если быть точнее – большая пьянка. Уже через полтайса гальдорцы, затащив в свою компанию Тин, пили за героическую победу, вспоминая детали побоища. Еще через некоторое время (в третий раз оттащив Тивала, все порывавшегося набить мне морду) к ним присоединились и литийцы.
Покинутые дамы, посидев некоторое время для приличия, разбрелись спать.
– Простите, Софья, а Тиану мы оттуда забирать не будем? – кивнул я в сторону костра, где уже перешли к песням.
– Зачем? – Девушка замерла на пороге «женской половины» шатра.
– Пьяная солдатня не лучшая компания для юной леди. Как бы не обидели, – интересно, почему я об этом думать должен?
– Обидели? Ее?! Сил не хватит. – Похоже, целительница уже спит на ходу, потому и соображает с трудом.
– Ну, знаете. Выпившие девушки такие сговорчивые… А поутру выясняется, что она на самом деле была против.
– Ах вы об этом! Не волнуйтесь, это физически невозможно.
– То есть? – опешил я.
– В человеческом облике самки демонов вообще не имеют… этой детали. Не зря же второй облик у них называется «облик любви». А перекинувшись, Тин порвет любого насильника. Не забивайте себе голову глупостями и идите спать.
Так, размышляя о чудесах природы-матушки, я и уснул.
– Дарри, ты чего вскочил в такую рань? – приподнял голову от подушки Эл.
Ничего себе рань! Я уже успел умыться и хорошенько размяться.
– Солнце давно уже встало, собираться пора.
– Да забудь! Все равно большая часть солдат оклемается не раньше полудня.
– А что случилось?
– Доблестные воины решили показать маленькой девочке, как пьют настоящие мужчины.
– Идиоты! – послышался из-за перегородки хриплый спросонья голос.